Оно рассказало нашу с ним историю и замолчало. Я слышу только тишину, а потом – тихий бабушкин шепот:
– Убирайся из моего дома. И советую твоей семье поискать хорошего адвоката, очень скоро он тебе понадобится.
Оно молча встает и уходит.
О чем Оно думало, когда пришло сюда? Что мои родные вот так просто смогут его простить? Оно же собиралось уехать отсюда… Его теперь не отпустят. Дядя Костя вцепится в Него бульдожьей хваткой и не отпустит до тех пор, пока за Его спиной не щелкнут наручники. О чем же Оно думало, черт побери?
Бабушка остается одна на кухне. Я слышу ее тихие всхлипы, а потом – звон битой посуды – все со стола летит на пол.
Я чувствую злобное удовлетворение. Хотя бы не одной мне теперь плохо.
Я поднимаюсь со ступенек. Думаю о Нем. Его поступок никак не отразился на моих целях и желаниях. Я не изменю своего решения. Мне не нужны никакие суды. Единственный суд, который меня устроит – мой собственный.
Господи, я ненавижу его так же сильно, как когда-то любила.
На почве, удобренной его останками, я смогу прорасти.
Начинается вся эта суматоха, которую я так боялась. Угробив всю посуду в доме, бабушка успокаивается и звонит маме. Я запираюсь в комнате, благо избежать лишних вопросов, но это помогает ненадолго. Я просто не могу сидеть там все время. Приезжают мама с дядей Костей.
– Тамара, открой дверь.
– Открой дверь немедленно!
– Томочка, пожалуйста, открой нам.
Я лежу на кровати и думаю о Его поступке. Но чем больше я думаю, тем больше запутываюсь. Злость съедает меня целиком.
Как я уже сказала, я не могу сидеть в комнате вечно, и в конце концов мне приходится открыть дверь. Родные садятся ко мне на кровать.
– Почему ты не сказала нам?
– Мы же самые близкие тебе люди…
– Мы бы всегда помогли тебе…
– Тома, проблема одного – проблема всей семьи…
– Мы же одна душа…
На меня обрушивается шквал бессмысленной болтовни. Я ухожу в себя.
– Тома, скажи хоть что-нибудь!
– Тамара, не молчи!
– Говори, говори!
Они доводят меня до слез. Мама берет мою голову в свою руки.
– Ну успокойся… Ему не сойдет это с рук. Мы посадим его надолго, сделаем все, чтобы ты не увидела его больше никогда…
А я молчу. Я теперь всегда молчу. Словами просто не выразишь то, что я хочу сказать.
На ночь мама дает мне какие-то успокаивающие таблетки. Делаю вид, что проглотила их. Мне не нужны никакие таблетки. Я не хочу успокаиваться.
Притворяюсь, что засыпаю. Родные уходят, но не расходятся по комнате. Еще где-то час я слышу, как мама с бабушкой ругаются.
– Это ты виновата! Не доглядела мою дочь! Уткнула нос в свои торты и не видишь, что тут вообще творится! Довела моего ребенка, в мне теперь мучайся, по врачам ее таскай!
– Я виновата? Это целиком твоя вина! Спихнула на меня свою дочь, а сама любовь крутишь, вот и посмотри, что из этого вышло! Ты никудышная мать!
– Не смей меня винить! Не тебе судить о моей жизни!
Вскоре к ним присоединяется пришедший с работы дедушка. Его громкий голос предупреждает всех о том, что он сейчас пойдет крушить соседский дом.
Дяде Косте с трудом удается уговорить всех оставить все на утро, а сейчас идти спать.
Под их ругань я достаю из ящика старые краски для рисования. Подхожу к стене, прямо к изголовью кровати. Рисую глаза. Огромные, голубые, как небо ясным морозным утром, крапинки вокруг зрачка темно желтого цвета – небо во время сильной летней грозы. Глаза, которые всегда следят за мной и которые никогда не оставят меня в покое. Черный контур, желтые зрачки. Глаза получились дикие и злобные. Именно эти глаза всегда стоят передо мной. Я не хочу, чтобы эти глаза следили за мной сегодня. Забиваюсь под кровать. Тихонько всхлипывая, засыпаю.
Эту картину мама наблюдает утром, когда входит ко мне в комнату, чтобы разбудить. Она сразу созывает семейный совет. Мама принимает решение увезти меня в Москву, чтобы я могла отвлечься от всего. Но сначала они собираются идти в дом Шутовых, чтобы самим поговорить со Стасом. Они не берут меня с собой. Возвращаются они довольно скоро – я сижу на лестнице и подслушиваю, как они разговаривают о состоявшемся визите. На сколько я поняла, никакого визита не состоялось. Мать Стаса просто не пустила их в дом, когда узнала, с какой целью они пришли. Как и любая мать, она пытается защитить сына. Теперь Стаса будут тщательно прятать…
В этот же день меня силой тащат в полицию, где я провожу пару ужасных часов. Сижу за старым столом и карябаю ногтями облупившееся покрытие. Я стараюсь говорить мало, но из меня будто силой вытаскивают информацию. Мама сидит рядом и постоянно трогает руками меня за спину, будто подталкивая вперед, этим жестом как бы заставляя меня говорить. Я не хочу говорить. Хочу всегда молчать. Высокий участковый с каменным лицом стучит по старенькой клавиатуре и записывает мою речь.
Я пытаюсь представить, что происходит в это время в доме Шутовых. Наверное, его мама плачет. Она в панике звонит его отцу, он приезжает. И вот они всей семьей обсуждают проблему. Как ведет себя чудовище? Спокойно ли оно? Напугано? Что оно делает сейчас и о чем думает?
***
Как и в предыдущие дни, это утро Ирина Шутова начала с кофе. И как в любое утро за последние этак года три, она добавляет в кофе довольно большую порцию ликера. Иначе в этом сумасшедшем доме просто не выжить.
В доме – страшный бардак. Но убираться просто нет сил. Нет сил даже на то, чтобы помыть голову или сменить халат, на который вчера женщина пролила вино. Ни на что нет сил. Вот уже два года прошло с тех пор, как из их дома ушел глава семейства, и все эти два года Ирина пребывает в непроходящей хронической депрессии, симптомы которой может немного приглушить только до краев налитый бокал.