Мой лучший враг (СИ) - Страница 15

Этого правила не было в списке основных правил. Я приписала его сама, на основе личного опыта. Когда ты внезапно нападаешь на вражеское логово, враги используют все силы и средства, чтобы отсрочить время. Один так крикнул мне однажды:

– Гляди! Тебе в задницу залетела куропатка!

Машинально я обернулась. И получила гранату в грудь.

А в другой раз враг попытался вывести меня на разговор. Всячески пытался доказать мне, что он «не в игре». Уверенно нес какую-то чушь о том, что он только что видел в лесу нашего физрука, и тот сказал ему, что в школе взорвалась бомба. Я что-то спросила в ответ и получила пулю. Вот поэтому я и придумала новое правило. Не разговаривать с врагами. И не слушать их. Ну, только с теми, кого ты собираешься убить. Ведь можно и не убивать, а взять в плен. Пленные иной раз оказывались довольно полезными – их можно было пытать крапивой и щекоткой, и они сами разбалтывали, где находится их лагерь.

Мы бегали по лесу, обстреливали друг друга. Помимо захвата вражеского флага придумывали себе всякие задания – например, найти во вражеском логове секретную формулу нового биологического оружия. Секретная формула оказывалась куском древесной коры – ее прятал кто-нибудь из наших в какое-нибудь дупло. Либо нужно было разгадать секретный код к вражескому бункеру. Опять же кто-то из наших писал на земле слово, буквы в котором были перепутаны, и нам нужно было отгадать.

Вот так проходило мое время. С Дашкой и мальчишками. Эти две дружбы я всегда разделяла. Но Дашке итак наши войнушки были неинтересны. Она любила совсем другое. Листать яркие журналы, тайком красить губы маминой помадой, плести косички, писать дневники, заполнять их яркими рисунками и наклейками. Дашка собирала плюшевых мишек. Носила пышные юбки. Любила классики, пикники, розовые рюкзачки и солнечные очки. Она любила фантазировать. Выдумывала диковинных животных, королевства, принцев и принцесс. Эти две дружбы как два разных мира. Я подстраивалась под оба мира. Принимала и те, и другие интересы. Много раз думала: а что же люблю я? Какая я? Но эти вопросы ставили меня в тупик.

Мне исполнилось двенадцать лет. Мы со Стасом стояли на пустыре. Он держал меня за руку. Мы стояли и смотрели на наш маленький ритуальный костер. Я сжигала ту самую пустую пачку из-под мармеладок, подаренную отцом. И навсегда прощалась с детством. Мы стояли и смотрели на костер. В полном молчании. Стас подошел ко мне и приложил свой лоб к моему. Я думала, он меня поцелует, но этого не произошло. Он сжал руками мою голову. Сильно-сильно. Сильно надавил лбом. Этот жест означал многое. Годы дружбы со Стасом научили меня, что не всегда нужны слова, чтобы что-то сказать. Мы научились разговаривать взглядом или действиями. И это порой может донести куда больше смысла, чем простые слова. Мы простояли так долго. Закрыв глаза, вдыхая запах дыма. Прижавшись лбами. Что было скрыто в этом действии? Поддержка. Участие. Сожаление. Боль. Простыми словами не выразить то, что он передавал мне в тот момент.

За день до моего изгнания, ровно через два года после моего вступления в отряд Степных койотов, мы снова играли в войну.

В нашей команде было пять человек. Мы со Стасом и Костей – разведчики. Остальные охраняли лагерь.

Мы начали игру. Отправились искать вражеский лагерь. Мы ступали тихо, как мышки. Шли, пригибаясь, чтобы нас не увидели враги. Пробирались через густые заросли. Мы не заметили вражеского разведчика – он выстрелил нас и попал в Костю. Костя убит.

– Черт, – выругался он. – Ну ладно, я пошел домой.

Мы со Стасом убежали и скрылись в овраге.

Одного из врагов мы нашли довольно быстро. Им оказался Толик. Он прятался в овраге в кустах и не видел нас. Мы осторожно подкрались к нему. Стас выстрелил в него.

– Ты убит, – важно сказал он ему. – Иди домой.

Толик ушел. Мы выбрались из оврага и быстро побежали в лесную чащу. Продолжили поиски врагов.

– Я вижу врага, – прошептал Стас. – Он идет оттуда, значит, их лагерь там. Пошли!

Он повел меня вглубь леса.

– Может быть, ты все-таки ошибся? – спросила я через некоторое время. – Мы идем уже долго.

– Нет, надо пройти еще.

Стас уверенно шел вперед. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним.

Стало очень холодно, я вся дрожала.

Вскоре впереди мы увидели просвет. Мы вышли к ручейку.

Ручеек – граница нашего военного поля. За реку заходить нельзя.

– Пойдем влево, – сказал Стас. Я послушно поплелась за ним.

Идти вдоль ручья было еще холоднее. У меня стучали зубы. Мне хотелось, чтобы война побыстрее кончилась. В тайне я мечтала о том, чтобы меня убили, и можно было пойти домой, где так тепло и сухо.

– Ты слышишь голоса? – спросил Стас меня через пару минут.

Я остановилась и прислушалась. – Нет, я ничего не слышу. Хотя…

И я услышала тихие голоса и смешки.

Стас посмотрел на меня с улыбкой.

– Мы нашли их лагерь! Пригнись, мы будем ползти.

И мы подползли на животах к вражескому лагерю. Отодвинули в сторону заросли колючек.

– Это не они! – удивленно сказала я.

Возле ручейка у костра сидели взрослые мальчишки. Они были на несколько лет старше нас. Они прислоняли ко рту целлофановые пакеты. С каждым вдохом и выдохом пакеты то сжимались, то надувались снова. В нос ударил запах дыма и чего-то резкого, неприятного, похожего на запах краски.

– Чего они делают? – шепотом спросила я.

– Нюхают клей, – ответил Стас.

Я во все глаза смотрела на мальчишек. Я знала, что некоторые нюхают клей, чтобы расслабиться и поймать глюки, но никогда не видела, как это делается.