Вбежала в дом. Бабушка меня не видела. Из окна коридора на втором этаже я видела, что он все еще стоит у дома. Я поднялась к себе в комнату. Села на пол. Из разбитой губы текла кровь. Я вытерла ее ладонью. Крови было много. Не понимая, что делаю, я стала размазывать ее по ладони. Потом заметила рядом валявшуюся тетрадь. Открыла ее и приложила ладонь к пустому листу. На бумаге остался четкий кровавый отпечаток руки. Я смотрела на него долго-долго, как завороженная. Находилась в какой-то прострации. Как под гипнозом. В голове – ни одной мысли.
Я не помнила, как поднялась с пола и добралась до кровати. И как уснула.
Из оцепенения меня вывел Дашкин звонок.
Прежде, чем ответить, я посмотрела на часы – уже утро! И я опоздала в школу. Я ответила на звонок.
– Ты где? – раздался Дашкин голос. – Почему не в школе? Тут такое сейчас было…
– Что было? – спросила я.
– Стас ругался со своей девкой в столовой. И при всех залепил ей сочную пощечину.
– Как выглядела его девка?
– Хм… Это Ленка Голядкина из его класса. Волосы светлые, но короткие. Видно, кончились у нас в школе высокие длинноволосые блондинки… Так ты где?
– Я приду к следующему уроку, – сказала я и отключилась. Посмотрела в зеркало. Зрелище впечатляющее. От губы вниз по подбородку – запекшаяся кровь. Я знала больше Дашки. Я знала, о чем Стас думал в тот момент, как ударил свою девушку.
«Никто не имеет права ломать мои игрушки, кроме меня».
Я пошла в ванную смывать кровь. Разбитую губу не удалось ничем замаскировать.
Увидев меня в таком виде, бабушка ахнула и схватилась за сердце. Пришлось быстро выдумать на ходу историю о том, как я где-то поскользнулась.
Я вышла из дома. Глаза скользнули в сторону. Что-то привлекло мое внимание. Возле калитки стоял фонарный столб. В детстве вечерами мы со Стасом любили кружиться под фонарем, расставив руки в стороны и смотря вверх, на то, как под светом кружатся в воздухе мелкие пылинки. Под светом они были яркие и белые, напоминали нам снежинки. Да. В нашем детстве летом шел снег. Под этим фонарем мы часто закапывали сокровища – старые монетки, киндеры, камешки и все прочие мелкие детские драгоценности. Этот столб занимал в наших головах так много места, что сейчас, каждый день выходя из школы, я невольно заостряла на нем внимание.
И от меня не укрылась надпись. Надпись, сделанная черным маркером или краской. В самом низу столба. Ее раньше не было. Я подошла ближе и села на корточки.
Надпись. Корявые буквы заваливались влево, а не вправо.
Не спеши меня ненавидеть.
Вот, что было написано в самом низу. В месте, под которым мы в детстве закапывали сокровища.
Я перечитывала надпись снова и снова, как будто с каждым новым прочтением мне откроется какой-то новый смысл. Или появятся новые буквы.
Но надпись была только одна. Не спеши меня ненавидеть. И не было никакой подсказки. Никто не мог помочь мне расшифровать ее.
Я дотронулась до нее рукой. Как будто она обладала какой-то магической силой.
Я поднялась на ноги и пошла в школу. Старалась не пускать в свою голову ни одну мысль.
В этот день в школе перед первым уроком я пересеклась со Стасом в коридоре. Он посмотрел на меня как-то странно.
Какое-то новое чувство всколыхнулось в груди. Не злость. Не ненависть. Не страх. Что-то… Другое. То, что я чувствовала, мне не понравилось.
Я опустила глаза в пол и пробежала мимо. Все уроки я была какой-то рассеянной. На истории, читая учебник снова и снова, не могла запомнить ни строчки. Хорошо, что меня не спросили. Дашка рядом весело щебетала о чем-то, но, сколько я не вслушивалась, суть ее монолога так и не уловила.
– Ты меня не слушаешь! – Дашка стала возмущаться.
– Конечно же, слушаю, – оскорбилась я. – Ты говорила про свои новые сапоги, а еще про какую-то комедию.
Дашка запрыгала от меня на стуле к проходу.
– Сапоги не мои, а Катькины, и это была не комедия, а ужастик, – обиженно сказала она и уткнулась в учебник. Больше она ничего мне не рассказывала.
На русском я засыпала. Постоянно трясла головой, чтобы окончательно не провалиться в сон.
На обществознании нам показывали какой-то документальный фильм про социальные волнения. По этому фильму мы должны потом дома написать короткое эссе. Фильм совершенно не запомнился. На нем я засыпала точно так же, как на русском.
Со Стасом за этот день я больше не пересекалась. За весь день я очень старалась отвлечь себя от мыслей о нем, но не получалось.
Придя домой, я стала заниматься домашними делами. Перемыла всю посуду, везде протерла пыль. Часов в десять вечера стала заниматься спортом. Прыгала, танцевала, качала пресс. Мне нужно было устать. Я хотела устать и отрубиться. Чтобы в голову снова лезли мрачные мысли. Мне не хотелось ни о чем думать. Мне просто хотелось провалиться в черную пустоту и забыться.
Мне приснился сон.
Мы стояли на берегу океана. Ледяной ветер дул в лицо, обдавая нас солеными каплями. Вечер. Ясное небо.
– Вот там, видишь? – Стас указал куда-то на небо. – Там полярная звезда. Она никогда не вертится и всегда стоит на одном месте.
– Как это возможно? – удивилась я. Я вглядывалась в небо, не понимая, почему все звезды вертятся, а одна-единственная всегда стоит на месте.
Мы смотрели в небо. Мы снова были детьми. На одну ночь я будто вернулась в свое детство.
На следующий день по дороге в школу я совсем не думала о Стасе. Мою голову забивали мысли о невыученном параграфе по истории и о диктанте по русскому. Войдя в здание школы, мы переобулась в холле и пошли налево, чтобы повесить вещи в раздевалку. Справа у расписания стояла группка людей. Они что-то сосредоточенно рассматривали возле расписания и хихикали. Мне стало любопытно. Я подошла к расписанию. Проследила взглядом – куда же все смотрят? Вдоль всей стены были развешены какие-то фотографии. Я застыла на месте. Уже издалека я знала, кому принадлежат эти снимки. На них была я. Фотографии с моей страницы вконтакте.